Страницы: 1
| 2 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
| Страницы: 1 | 2 |
| Чудовищность мира и его красота столь взаимосвязаны, что кикиморы Андрея
Дугина и обычные люди поражают своей схожестью: при ближайшем рассмотрении обнаруживается,
что сверхъестественное в нереальных персонажах - лишь эквивалент человеческим
помыслам, порокам и стремлениям, скрытым под наиболее соответствующими картине
зримого мира обликами людей. Ведьма, окружённая нечистью, играя в карты с казаком,
дублирует его неудовлетворённое желание победить силу, стоящую над ним (человеком)
и ведущую свою, хитрую игру без правил. Возвращаясь к ангелу-волынке, мы видим,
как способна говорить со зрителем цветовая палитра, подчёркивая значение образа.
Эта чистота и приближенная к неземной, нечеловеческой, доброте нежность визуализируют
посыл художника: истина в цвете. Возможно непонимание ребёнком (ведь эти картины,
в первую очередь, для него) причудливой формы существа, но краски твердят своё,
транслируют через мягкость тонов всю палитру положительных или негативных эмоций.
Впрочем, последние у А. Дугина практически сведены на нет, а там, где присутствует
некая инфернальность красок, что характерно для иллюстраций к повестям Гоголя,
мрак словно одухотворяется, его весомость уравновешивается жёлто-золотым светом.
Цвета странствия зеленоваты и салатовы у А. Дугина. Герой, покидающий родной берег,
сидя в лодке с опущенной головой, отдаляясь, как бы вбирает в себя изумрудный
свет гор и замка на другом берегу, - он пересекает черту, и новый мир делает его
своим. Люди на этих картинах загадочны и часто более напоминают эльфов, нежели
представителей рода человеческого. В них есть неотмирность и древность, печаль
и надежда. Мудрость. Это то, что касается иллюстраций к сказкам немецких авторов.
На более поздних картинах, к повестям Гоголя, мы видим совершенно иные лица. Это
уже мир, более приближенный к сегодняшнему дню. Здесь здоровье тела преобладает
над свежестью духа. Здесь есть свои негатив и позитив, но упомянутая мудрость
и степенная грусть сохранились лишь в единицах образов. Вспоминая дитя в центре
круга, можно сказать, что добавилось смирения перед тьмой и насилием, тем, чего
так ярко выражено не было в цикле "немецких" картин. Очевиден перелом - не в творчестве
художника, - в жизни мироздания. Дитя в круге - это кризис бытия, напоминание
о мере зла и противостоянии ей света; это очевидная война, уже не способная смекалкой
и мудростью героев преодолеть пропасть. Осталось смирение, открытость врагу, непротивление
злу, - осознанное приближение конца во имя начала жизни. Мария Мамыко
|
© Metakultura