Главная страница
ФИЛОСОФСКАЯ ГАЗЕТА
ОБРАЗЫ РОССИИ
Олег Марченко

 

Марченко Олег Викторович (р. 1963). Филолог, историк философии. Кандидат философских наук. Автор ряда исследований по истории отечественной литературы и философии XVIII-XIX вв.


ФИЛОСОФСКИЙ ДИАЛОГ Г.С. СКОВОРОДЫ
КАК ВНЕХРАМОВАЯ ЛИТУРГИЯ

Философские произведения Григория Сковороды в значительной степени отличаются по форме от сочинений других украинских мыслителей XVII-XVIII вв., у которых доминировал предельно монологичный трактат, а диалог играл второстепенную роль. Форма систематизаторского трактата явно не привлекала Сковороду, и лишь три его произведения можно условно отнести к этому школьному жанру, это "Начальная дверь ко христианскому добронравию", "Икона Алкивиадская" и "Жена Лотова". Осознанный отказ философа от авторитарно-систематизаторского стиля мышления сказался и в его выборе диалогической формы для своих сочинений. Диалог характерен главным образом для низовой литературы того времени (многочисленные варианты "беседы трёх святителей", "Люцидарий", "Бенкет духовный" и др.), хотя нельзя не упомянуть и "Книгу души, нарицаемую золото" Петра Могилы, "Aristoteles problemata, albo Pytania o przyrodzeniu czlowieczym" Касиана Саковича, "Rozmowe bialocerkewska" Иоанникия Галятовского, "Ilias oratoria" Лавренития Крщоновича, "Розглагольствие тектона си есть древодела с купцом" и "Разговор гражданина с селянином да с певцом или дьячком церковным" Феофана Прокоповича, "Вопросы и ответы краткие о вере и о прочиих ко знанию христианину нужнейших" Димитрия Ростовского.

Философский диалог Сковороды имеет "синкретический" характер, это очень сложное жанровое образование. С одной стороны, сковородиновский диалог, как показал Л.В. Ушкалов, генетически зависит от "сократического" диалога на всём протяжении его истории: от эвристических бесед Сократа и литературного диалога Платона, Ксенофонта, Эсхина и др. - до характерного для Средневековья диалога катехизисного типа, который в Новое время начинает регенерировать в своей жанровой памяти античные черты. Сковородиновские диалоги 70-х гг. - "Наркисс", "Симфониа", наречённая Книга Асхань о познании самого себе", "Беседа, наречённая двое, о том, что блаженным быть легко", "Диалог, или разглагол о древнем мире", "Разговор пяти путников о истинном щастии в жизни", "Кольцо", "Разговор, называемый алфавит, или букварь мира" и др. - демонстрируют как зависимость от катехизиса (своеобразная авторитарность истины и персонажей - её носителей, дидактизм, специфическая незавершённость композиционной структуры, известная одномерность образов-персонажей, скупость реальных деталей, воссоздающих обстановку беседы), так и выразительную ориентированность на "сократический" диалог (наличие особой поисковости персонажей и диалога в целом по отношению к истине, диалог как средство самопознания и выработки действенных понятий, использование приёмов синкризы и анакризы, персонажи как характеры и "идеологи", наличие бытового, событийного, психологического фона, на котором разворачивается философская беседа, усиленная образность: присутствие значительного количества аналогий, символов, аллегорий, использование мифов и т.д.).

С другой стороны, я хотел бы обратить внимание на то, что Сковорода вводит в структуру своего диалога различные элементы христианского храмового действа, которые придают диалогу характер "внехрамовой литургии". Литургия входит в философский и жанровый синтез диалога, поскольку постоянно присутствует в творческом мышлении философа (см. знаменитый "Сон": "…Будто в день зелений Святого Духа отправлял я с дияконом литургию…"). Как известно, Сковорода с детства любил церковное пение и сам пел на клиросе, а позже в придворной капелле, "отменно, приятно", отмечает его друг и биограф М.И. Ковалинский: "Любимое, но не главное упражнение его была музыка, которою он занимался для забавы и препровождал праздное время. Он сочинил духовные концерты, положа некоторые псалмы на музыку, так же и стихи, певаемые во время литургии, которых музыка преисполнена гармонии простой, но важной, проникающей, пленяющей, умиляющей". Множество цитат из Библии, что так характерно для Сковороды, часто попадает в его сочинения опосредовано - через богослужебный канон, и в контексте диалога начинает выполнять особую, связанную с литургией, функцию. Внимательный читатель ощущает музыкальную о-глас-овку цитат из, скажем, Псалмов Давидовых, "привкус" мелодики церковного пения, создающих в смысловом пространстве диалога специфическую сакральную атмосферу, тонос богослужения 1 .

В качестве одного лишь примера рассмотрим "Наркисс" (1769-1771 гг.). Диалог этот имеет довольно сложное строение, формальное членение его таково: "Пролог"; "Чудо, явленное во водах Наркиссу"; затем собственно диалог, состоящий из семи "разговоров"; далее "Симфония", "хор" и четыре "симфонии". "Наркисс" является произведением, структура которого в наиболее явном виде совмещает элементы диалога и внехрамовой литургии, что выражается в том числе и в многослойной организации художественного времени. Первый пласт времени можно назвать эмпирическим: беседы ведутся на протяжении семи дней, от понедельника до воскресенья. Это эмпирическое время является, однако, аллегорией другого времени, страстной седьмицы, времени символического. Третий пласт смыслового пространства образует время литургическое. Четвёртый пласт - время архетипа: семь дней в притче, рассказываемой старцем Памвой в самом начале "Симфонии".

"Пролог" и "Чудо" образуют своеобразную проскомидию, обряд приготовления к литургии. Священник, вынимая копием из профоры т.наз. Агнца, читает прообразовательный текст из книги пророка Исайи, где упоминается агнец, ведомый на заклание [53:7]. В сковородиновской "проскомидии" речь идёт так же о некоем прообразе, функцию которого выполняет миф о Нарциссе. И если в "Прологе" этот миф трактуется как символ самопознания, преображения, возрастания к Богу, то "Чудо, явленное во водах Наркиссу" повествует о реальности этого обожающего самопознания и напоминает о ветхозаветных и новозаветных "наркиссах": Давиде, ап.Павле и др. "Святые Дары" (т.е. Слово Божие) приготовлены, и Сковорода скрепляет мифологему, которая станет затем разворачиваться уже сюжетно-символически, цитированием того же Исайи. Этот оптимистический пролог задаёт тон последующим размышлениям собеседников. Шесть последующих разговоров (все они называются "Разговор о том: знай себе") посвящены проблеме самопознания и образуют вступительную, экзотерическую, часть литургии - литургию оглашенных. "Катехуменов" (оглашенных) двое - Клеопа и Филон, это неграмотные земледельцы, простецы. Друг, с посильной помощью Луки, любителя "поговорить о чём-либо из божиего слова", помогает им в непривычном деле самопознания - приближения к "истинному человеку". Именно этот процесс узнавания, выявления и осуществляется в "литургии оглашенных". На протяжении шести дней в неспешных беседах происходит выяснение того, что есть подлинное самопознание-богопознание-богообщение ("евхаристия"). Речь идёт о внутреннем человеке ("Разговор 1-й"), о невидимой натуре в прочих тварях ("Разговор 2-й"), о внутреннем человеке как мере сущего ("Разговор 3-й"), о различении добра и зла ("Разговор 4-й"), о воскресении ("Разговор 5-й") и его мистическом залоге - искре божией: "бог есть во плоти человеческой" ("Разговор 6-й"). Это своеобразная катехизация, т.е. разъяснение основных положений учения и подготовка к вступлению в новую, духовную, общность, Церковь, для богообращения. Отличие последнего "разговора" от шести предыдущих подчёркивается особым его названием: "Разговор 7-й о истинном человеке или воскресении" - это и есть литургия верных. Наступает время для своеобразно понятой евхаристии, совместного "вкушения" Слова Божия, возрастания от плотского естества к божественному. Это происходит в форме совместного медитирующего пения - голосом сердца, не "плотским языком" - пения, соглашающего (что и означает греческое слово "симфониа") сердца в единстве с Глаголом Божиим, т.е. обожающего участников. Притча старца Памвы о двух освободившихся невольниках, своеобразная ретардация, выполняет в художественно-философском целом диалога роль архетипа, придающего всем временным и смысловым пластам текста должный масштаб. Смысл очевиден: неделя после Рождества отождествляется со страстной неделей, завершающейся Воскресением Христовым, знаменуемым пасхальным тропарём: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробах живот даровав". Возрастание от внешней натуры, от внешнего человека к внутреннему, переход от "плотского" воскресного обеда к "бенкету духовному", который явно имеет черты платоновского пира, - вот основная направляющая ось "Наркисса". Последующие четыре симфонии - это уже трёхголосное виртуозное согласование различных цитат из св. Писания в единое целое, перемежаемое медитацией над их смыслом. "Псалмопение - образ многоразличной Премудрости" (Евагрий Понтийский).

Внимание Сковороды к храмовому пению, структуре и смыслу богослужения, разумеется, не случайно. Православие, справедливо отмечал в своё время Н.А. Бердяев, вообще "есть по преимуществу религия литургическая". Сковорода строил своё учение герменевтически - методом интерпретации сакрального текста, и потому закономерно включал в состав "символического мира" и текст богослужения в совокупности вербального, "жестового", музыкального, иконографического его составляющих. Логика Сковороды воспроизводит здесь логику солидной традиции святоотеческой мысли, которая приходила от экзегетики св. Писания к т.наз. мистагогии - толкованию богослужения как формы коллективного обожания (Кирилл Иерусалимский, Ареопагит, Максим Исповедник, Герман Константинопольский, Софроний Иерусалимский, Симеон Солунский, Николай Кавасила). Однако сковородиновское понимание литургии и таинств носит исключительно символический (аллегорический) характер, это текст, который требует иносказательного толкования, как и любой элемент "символического мира". Здесь Сковорода близок, как и в интерпретации св. Писания, тому же Клименту Александрийскому и Оригену 2 .

Метафизическое "пробуждение" приводит Сковороду к конструированию философского диалога как своего рода "внехрамовой литургии", подлинной формы богообщения - это зачастую уже не просто размышления персонажей, но деление, соглашающее сердца друг с другом в Боге, интеллектуализированная евхаристия, обожение, бытие-в-истине. Печатается в сокращении. Полный вариант в VIII выпуске "Волшебной Горы". Марченко Олег Викторович (р. 1963). Филолог, историк философии. Кандидат философских наук. Автор ряда исследований по истории отечественной литературы и философии XVIII-XIX вв.

Печатается в сокращении. Полный вариант в VIII выпуске "Волшебной Горы".

1 См.: Ушкалов Л.В., Марченко О.В. Нариси з фiлософii Григорiя Сковороди. - Харкiв, 1993.
2 См.: Марченко О.В. Экзегеза у Григория Сковороды: некоторые аспекты изучения //Вестник Харьковского ун-та. - №354. - Харьков, 1991; Oleg Marczenko. Библейская герменевтика у Григория Сковороды //Roczniki Humanistyczne. Т. XLIV, z. 7. Slowianoznawstwo. - Lublin: KUL, 1996; Ушкалов Л.В., Марченко О.В. Указ. Соч.

 
Design © METAKULTURA
© ВОЛШЕБНАЯ ГОРА